Александр Игумнов «Осколки памяти»
С Александром Петровичем Игумновым мы знакомы с 1999 года. По приглашению Николая Ивановича Коняева я тогда работала литературным консультантом в Ханты-Мансийской окружной писательской организации – региональном отделении Союза писателей России, а Александр Игумнов, став ее членом, время от времени приезжая в Ханты-Мансийск, заходил в Дом писателей, двухэтажный кирпичный особнячок на ул. Механизаторов. Поднимался он на второй этаж обычно громкий, шумный, динамичный. Когда один, когда с Еремеем Даниловичем Айпиным могли подолгу находиться в кабинете Николая Коняева, что-то обсуждали, решали, рассказывали…
И вот 2000 год. Шла подготовка к литературному семинару. Потихоньку с разных городов съезжались писатели.
А у меня в то время был непростой жизненный период – племяннице, дочке моей старшей сестры ввели не то лекарство (врачебная ошибка), и она, пережив кому, не смогла вернуться к полноценному здоровью. Врачи предлагали сестре отказаться от ребенка, говорили, что с таким диагнозом «генерализированная атрофия головного мозга» и шести лет не проживет. Но моя мама и сестра решили бороться за жизнь ребенка, сколько хватит сил. Благодаря такому их твердому решению, вопреки прогнозам врачей, племяннице в этом году исполнилось 27 лет. Но тогда один за другим шли курсы лечения, после которых прогнозы оставались неутешительными. Сестра гасла на глазах, казалось, что из нее уходит вся жизнь. Мама сильно осунулась, словно окаменелая. Говорить на эту тему я ни с кем не могла. Не потому что не хотела, а не могла – это было слишком болезненно. Даже сейчас, спустя более 20 лет, слова даются с трудом.
И тогда, в 2000 году, после разговора по телефону с сестрой, положив трубку, я сидела за рабочим столом, глядя отрешенно в окно. Пыталась справиться с отчаяньем. В этот момент в мой кабинет вошел Александр Игумнов. Постоял. Помолчал. Обычно громкий, вдруг, почти шепотом проговорил: «Любаш, ты знаешь мой телефон. Если что, позвони, хоть днем, хоть ночью. Чем смогу – помогу. Здесь наши ребята есть, «афганцы», они тоже…». Сказал, и как-то тихо вышел.
Когда за ним закрылась дверь, у меня по жилам словно ток прошел. Я как очнулась. Вовремя ли это сказанное нужное слово или что-то другое, но такое было ощущение, что этими словами он меня словно от края пропасти оттолкнул.
И потихоньку-потихоньку-потихоньку я начала выкарабкиваться из какого-то круга тотальной безнадеги, отползать от этого засасывающего, как воронка, омута отчаянья.
Говорила ли я об этом Александру Игумнову? Нет. Просто перешла с ним на «ты». Позже, спустя несколько лет, на одной из встреч в Государственной библиотеке Югры, посвященной творчеству Александра Петровича, когда мне предоставили слово выступающего, я призналась, что уже многие годы в моей душе горит благодарный огонек – такая светлая молитвенная свеча (у меня в душе есть несколько светлых свеч – потаенный такой светильничек молитвенный), которая нет-нет, да и прошептывает с благодарностью молитву за здравие Саши Игумнова. А почему она там горит? Об этом сейчас рассказываю первый раз. Как-то так…
А недавно позвонил мне Еремей Данилович Айпин – человек, к которому я тоже еще со времен начала 2000-х испытываю глубокое трепетное уважение, и год от года оно только крепнет, увеличивается. Еремей Данилович со свойственной ему корректностью сначала поинтересовался как здоровье, дела, а потом сказал:
– У Александра Игумнова юбилей намечается 13 декабря. Решили к 65-летию выпустить книгу. Вы знаете, что темы у него сложные, непростые… Любовь Геннадьевна, возьметесь за редактуру и подготовку?
– Срок, конечно, небольшой для подготовки, но для книги Александра Игумнова найду время, сделаю, – ответила я.
Что хочу сказать с точки зрения редактора произведений А.П. Игумнова, представленных в настоящей книге: не зря Александра Петровича называют «летописцем локальных войн» – картография его произведений довольно-таки обширна – это Афганистан, Чечня, Абхазия, Сирия, Донбасс.
При обращении непосредственно к произведениям Александра Игумнова, на протяжении всего его творческого пути, отчетливо прослеживается характерная для А.П. Игумнова «авторская рука». Стиль подачи по-мужски жесткий, нередко выхватывающий нелиричные фрагменты солдатской жизни: боев, быта. Автор пишет своих героев не ювелирными мелкими штрихами, а рублеными, резкими, крупными, но емкими мазками. Таковая манера просматривается и в художественной прозе, и в тех произведениях, которые автор относит к очеркам – документальной прозе, публицистике, хотя воспринимаются они как рассказы.
Ведя речь об очерках А.П. Игумнова, отдельно хочу выделить «Афганский синдром», раскрывающий сложный процесс эмоционального восстановления воина, вернувшегося домой – процесс возвращения к мирной жизни. Я для себя его назвала очерк-психоделика (психоделика – это специфический метод введения читателя в определенное измененное состояние сознания), который характерен тем, что стремительно происходящие события поданы как бы «в замедленном действии», что позволяет увеличить, растянуть секунды до целой отдельной жизни.
Для примера приведу небольшой фрагмент очерка, где герой, впадая в забытье, заново переживает или точнее проживает те события, которые с ним происходили на войне. И вот молниеносно летит снаряд, секунда и вертолет взрывается. Как эти считанные мгновения раскрывает Александр Петрович? Процитирую: «Скорость ракеты приблизительно известна. Начинаю отчет времени. Секунды, секунды, секунды... Припадаю лбом к стеклу и ясно вижу огненный шлейф... Хочу повернуться и что-то крикнуть ребятам, но не могу оторвать взгляда от приближающейся смерти. Инстинктивно вжимаюсь в бронеспинку кресла и теряю ракету из вида, судорожно нажимаю на кнопку отстрела отводящих тепловых ракет. Красные светлячки то тут, то там вспыхивают по бокам вертолета, оставляя за собой тонкий слой дымки. По спине пробегают струйки пота, меня бросает в жар, стучит в висках, ноги деревенеют, наливаются свинцовой тяжестью, и в сердце только страх.
Но мозг, этот неутомимый трудяга, уже справился с животным страхом. «Сбить, сбить ракету с курса! Изменить направление, иначе – смерть». Левая рука командира рвет вверх рычаг шаг-газа, правая хватает ручку управления и толкает ее вперед, переводим вертолет в режим скольжения. С надеждой смотрю на зеленую лампочку «испанки»: «Помоги!»
На хвостовой балке крутится стеклянный диск лампового индикатора. «Испанка» должна, обязана спасти нас! Нервы не выдерживают. Снова припадаю лицом к блистеру. Глаза выхватывают огненный смерч, накрывший один из кишлаков. Что-то горит, валит черный дым. Успеваю подумать: артиллерия накрыла гадов, сожгли «духов» и кишлак одним ударом. И, вдруг, вновь вижу в небе стремительно приближающуюся к нам ракету. Захлебываясь в поспешном рычащем стоне, мычу невнятно: «Вот ты какая, смерть! Теперь я знаю тебя. Отверни в сторону, хотя бы на градус, только на миллиметр! Жить, я хочу жить!..»
При переводе фокуса внимания на художественную прозу в первую очередь взгляд остановится на повести «Квадрат 43», по которой, на мой взгляд, хорошо было бы снять фильм, потому как удачно освещены и быт, и бои. И на протяжении всего произведения движется, развивается, усиливается область противоречий, характеров героев. Многие картины в произведении не просто читаются, а буквально видятся, ощущаются.
Переведя внимание на рассказы скажу, что есть такие, которые мне как женщине воспринимать было непросто, после их прочтения требовалось время, чтобы прийти в себя. К таковым относится рассказ «Билет в один конец…». Его герой, ранее воевавший мужчина, имеющий хорошую семью, но заболевший «раком» узнает, что у него в запасе считанные месяцы жизни, принимает тяжелое решение – умереть по-мужски, как воин, и едет добровольцем погибать в Донбасс.
Мы наблюдаем, как в рассказе пересеклись и затяжная трагичная война, в первую очередь для славян, а также для многих наших соотечественников – неразрешенная уже шесть с лишним лет (дольше, чем Великая Отечественная война 1941-1945 гг.) ситуация в Донбассе, Луганске, когда люди, проявляя невероятную силу духа, стойкости и мужества, многому вопреки стоят! Держатся. Бьются за свою Родину и за Россию. За русский мир. И выхваченный А.П. Игумновым фрагмент этой войны обнажает мужскую душу, сущность воина, защитника, отца, мужа и поднимает на такую духовную высоту, которая поражает. И к завершению рассказа вдруг приходишь к мысли: А что наша жизнь? Билет в один конец… Только, может, каждый движется к своему Донбассу?
Не могу не отметить новеллу «Пиши глаголом», посвященную Еремею Даниловичу Айпину и приоткрывающую такую грань, как взаимоотношения друзей-писателей.
Область литературы, как одна из отраслей культуры, имеет целый ряд своих особенностей, свою специфику. Во-первых, здесь невозможно уйти на пенсию. Ты в эту профессию пришел – все, как врос, это на всю жизнь до конца дней, до последнего вздоха. Кто в нее приходит? Не берем так называемую «окололитературную тусовку» – критиков, литературоведов, так как это все-таки не писатели, они не создают оригинальных произведений художественной литературы, не пишут ни поэзию, ни прозу, ни художественную публицистику. Остановимся именно на писателях. Что мы здесь видим? Львиная доля – это люди, пережившие в разное время, кто в детстве, юности, кто в зрелом возрасте, утраты родных, либо друзей, любимых… Даже, к примеру, такие литераторы, как мансийский поэт-лирик Андрей Семенович Тарханов, говоривший, что толчком к поэзии послужило прикосновение к кедру в священной роще, при более детальном раскрытии биографии признается, что истинная причина кроется глубже – утрата в детском возрасте отца, в молодости – матери.
Таких легендарных писателей как Юрий Васильевич Бондарев, Даниил Александрович Гранин в литературу привела Великая Отечественная война. Александра Петровича Игумнова – война в Афганистане.
Если обратить более пристальное внимание именно на ту основополагающую когорту писателей, которые, как отмечалось ранее, создают настоящую глубокую литературу, работают на глубинных пластах – о них речь, то увидим, что здесь возникновение не соратнических, не приятельских, а именно крепких, глубинных, дружеских отношений – явление довольно-таки нечастое. Эти люди, как правило, не стремятся с кем-либо задружить, кому-то понравится. Они цельны, принимают свое внутреннее одиночество как норму. Но если вдруг между подобно толка людьми возникает дружба, то она самая что ни на есть настоящая – без фальши, без какой-либо разнокалиберной мишуры, потому что дружат души. И в рассказе А.П. Игумнова «Пиши глаголом» это просматривается. Деталь, показавшая для меня глубину человеческих отношений: «заляпанная грязью машина», в контексте с тем, что Е.Д. Айпин, узнав о сложной ситуации друга, бросив дела, спешит, мчит из другого города на большой скорости, и представляется, что по кратчайшей проселочной дороге… Когда на первый план крупно, объемно выступает «Дорог человек!» Как выглядит машина? Неважно. Каков в этот момент внешний вид? Неважно. Может быть, помятый, уставший, не лощеный – все это неважно. Потому что есть главное: «Ты мне дорог. Дорог, как человек». И в этот момент «человеческая составляющая» рассказа смещается и переходит из протянутой «красной центральной нити» в плотное ядро, в центр. В центр рассказа, как в центр жизни…
Чтобы не превратить свои размышления о произведениях Игумнова в отдельную книгу, а ограничиться рамками вступительной статьи, завершу впечатлениями о новелле «Спасти солдата».
В произведение в качестве литературных героев введены чиновники органов власти высокого уровня – президент страны и губернатор округа. Прямо скажем, использование такого хода не распространено в современной писательской среде. Подписать книгу – да, разместить фотографии – да, но ввести в качестве основных героев в произведение не документальной, а художественной прозы – это другое. Здесь же мы видим – А.П. Игумнов ввел, причем на фоне реальных героев, таких как хантыйская поэтесса Мария Кузьминична Волдина. Поэтому, возникает невольная ассоциация отождествления президента, героя новеллы, с действующим Президентом Российской Федерации Владимиром Владимировичем Путиным, а губернатора Натальи Кораблевой с действующим губернатором Ханты-Мансийского автономного округа – Югры Натальей Владимировной Комаровой. Хотя автор, именуя губернатора Натальей Кораблевой, явственно указывает на то, что здесь все-таки произведение не документальной, а художественной литературы, соответственно присутствует значительная доля вымысла. И, тем не менее, помимо воли, ассоциации отождествления возникают.
Как это воспринимается «со стороны», читателем, редактором, в частности, как воспринялось мной? Хорошо. В ином случае я бы настояла на необходимости убрать новеллу из книги. Я не увидела здесь, так называемых «реверансов». А.П. Игумнов взял тему с такого угла зрения, который без пафоса и без псевдопатриотической лозунговости выводит на первый план важные вопросы: единство страны, служение Отечеству, роль главнокомандующего, человек, управленец как человек, солдат как человек.
И читатель невольно приходит к мысли и пониманию, что каждый на своем месте несет свое служение нашему общему единому Отечеству.
Связывая судьбы главнокомандующего – президента страны и руководителя региона с фактами утраты родных и близких во время военных действий, автор, с одной стороны, приближает, до предела сокращает дистанцию, скрепляет, создавая своего рода сцепку, спайку между категориями и понятиями «чиновники, солдаты, их матери, народ – единая страна, имеющая одну на всех судьбу, пережившая одни на всех войны, с утратами, победами». И, с другой стороны, одновременно выдвигает на первый план главное – значимость человека в нашей стране. Не в какой-то заоблачной, заокеанской, а в нашей современной стране. С нашими Героями. С нашей Памятью.
