«Россияне сеяли и пряли, торговали, храмы поднимали, песни о России создавали, бересте секреты доверяли… Может, потому так и светлы белые волшебные стволы?»

«Золотое лицо безмятежная тронет улыбка, И согреется Север, как ранний рыбак у костра. Вышло солнце на Обь, Чей, скажите, там, верткий, как рыбка, Обласок выплывает из синих и розовых трав?»

«Так и застрянет в горле ком от красоты таёжной дали, простого счастья – мирно жить, и нет ценней тебе медали, чем радость Родину любить».

Мохнатой гусеницей снег На вербном марте. Окна и лужи пересверк, Как по команде. От грязи улицы рябы. С ветвей округи Отряхивают воробьи Остатки вьюги…»

«Солнце-дирижер подало лучами свой волшебный знак – и грянул разноголосый, но стройный хор птичьих голосов. В сосновом бору занялось утро».

«Обобрано, истоптано – живо еще, – Облизывая клюквины с боков, Лежит упругошерстное чудовище На тюфяке спрессованных веков. К нему сбежались сосны низкорослые И карликовым ставший березняк, И облака пузатые и грозные Вчера к нему спешили натощак…»

«– Иди, садись на цепь, раз свободу не ценишь. Бакс то ли пошёл, то ли пополз к своей будке. Лёг возле неё пластом, взяв в зубы цепь, продолжая виновато поглядывать на Митяя...»

«Океан басовито вздыхал. Казалось, он что-то пытался нам сказать. Но мы его не понимали. И он это чувствовал и, сердясь, обиженно рокотал каждым девятым валом...»

Сердце переполнялось радостью и гордостью за свой край, хотелось кричать во весь голос: «Это моя родина!»

«Разве можно объять необъятное?! Все эти чёрные урманы, сосновые боры, мшистые болота, перевитые твоими тропами-дорогами, на которых остались светлые и горькие дни и годы твоей жизни. Долгие и недолгие реки, большие и малые озера, таёжные ручьи и родники, что поили тебя своими водами. Всё это будет жить в памяти до последнего мгновения, до последнего вздоха».