Война в истории семьи. Сергей Луцкий
Сергей Луцкий. ОБ ОТЦЕ – С БЛАГОДАРНОСТЬЮ И ЛЮБОВЬЮ
Как и многие дети фронтовиков, не могу себе простить легкомыслия. Всё мне казалось, что отец вечен, как вечно небо, стремительный Днестр у городка Ямполь, в котором одно время мы жили, как неиссякаема кристальной чистоты вода в роднике на усадьбе нашего родового гнезда в Дзыговке.
Наивный… Не верилось, что все уходит, что нет ничего постоянного. А может, не пришло тогда время задумываться о судьбах родных людей, а через них о судьбе земли, на которой им суждено было жить. Сейчас, когда я созрел для понимания, никого уже нет – ни отца, ни мамы, ни бабушки, ни других старших родственников. И не у кого спросить, о чем они думали, что пережили и что узнали об этом мире. Их время с его радостями и горем ушло вместе с ними.
Приходится полагаться на свою память, на те отрывочные сведения, услышанные из разговоров взрослых, на скудные архивные данные и чудом сохранившиеся письма родителей, которые они писали друг другу, когда сразу после войны отец отправил из Германии маму рожать к своей матери в Дзыговку.
| Артем Феодосьевич Луцкий, отец писателя
Июль 1941 года
Однако до этого предстояло пройти четырем военным годам. Годам, наполненным миллионами смертей, покалеченными судьбами, страданиями. Но еще не знала об этом колонна призывников Ямпольского района, в составе которой был и мой отец.
Колонна пешим порядком двигалась на восток. Соседнюю Молдавию уже оккупировали румынские войска. Кое-где они форсировали Днестр и вышли на территорию Украины. Долго противостоять им наши пограничники не могли – слишком неравными были силы.
Отцу в ту пору едва минуло девятнадцать, но одногодки обращались к нему по имени-отчеству: Артем Феодосьевич. Отец был заведующим дзыговским сельским клубом, его уважали. Эта должность предполагала организаторские способности, умение увлечь людей, достаточно широкий кругозор, в том числе и понимание искусства. Всё это у отца было. В дальнейшем эти качества сыграли важную роль в его фронтовой биографии.
Подростком я из мимолетных реплик старших узнал, что по пути колонны на восток всякое с ней случалось. И налеты вражеской авиации, и голод, когда были подъедены домашние припасы, и черные, выжженные пшеничные поля вокруг. Когда колонна прибыла на полуразбомбленную железнодорожную станцию, выяснилось, что из двух сотен призывников налицо меньше половины. Кто-то отстал, кто-то по нужде отлучился в высокую кукурузу и не вернулся.
Был патриотизм, но был и страх перед неизвестным будущим. Как позже оказалось, с полным на то основанием. Статистика нашего времени утверждает, что из молодежи, родившейся в начале 20-х и принимавшей участие в Великой Отечественной войне, в живых осталось всего несколько процентов.
Неделя в теплушках прошла в изучении воинских уставов, сборке и разборке легендарной винтовки Мосина и всем тем, что в Красной Армии называлось курсом молодого бойца. Особый упор делался на политзанятия. Политруки старались поддерживать боевой дух, напрягая голоса, превозмогая стук колес, читали «Правду» и «Красную Звезду». Но радостного в газетах было мало. Наши войска оставляли город за городом, фашисты оккупировали почти всю Белоруссию, стремительно продвигались по Украине.
Эшелоны – на восток с эвакуированными заводами и на запад с красноармейцами и боевой техникой – часто бомбили. Но бомбили как-то выборочно. Отец заметил одну особенность: в солнечные дни на пустые эшелоны фашистские летчики бомбы не сбрасывали. В чем причина?..
Отец поделился своим наблюдением с сержантом, старшим их вагона. Но тот только пожал плечами. Однажды после команды «Воздух!», укрывшись в чахлом перелеске, отец стал пристально всматриваться в покинутые теплушки. Двери в них с обеих сторон были раздвинуты. Тени от теплушек были не сплошные, а с яркими прямоугольниками посредине. Низкое солнце просвечивало дверные проемы насквозь. Вражеские самолеты пронеслись , даже не дав по эшелону очередей.
Так вот в чем дело!.. Фашисты думают, что вагоны пустые!
– Молодца! Хорошо начинаете службу, – похвалил сержант, старший их теплушки, когда отец рассказал о своей догадке. Вышло так, что во время налета они оказались в перелеске рядом.
Сержант поднялся с земли, отряхнул приставшие хвоинки. Он тоже сообразил, почему фашисты не стали бомбить их эшелон, и уже решил, как поступать в дальнейшем:
– Во время налета надо держать раздвинутыми двери с обеих сторон. А самим сосредоточиться в торцах теплушек. Верно?
– Так точно, товарищ сержант!
– Объявляю благодарность за смекалку. Доложу о вас начальнику эшелона.
– Служу трудовому народу! – четко ответил молодой красноармеец. Изучение уставов не прошло даром.
Август 1943 года
Из наградного листа на младшего лейтенанта, заместителя командира взвода по политчасти 9-й отдельной армейской штрафной роты Луцкого Артема Феодосьевича.
(Данные Центрального архива Министерства обороны)
"Тов. Луцкий участвовал в боях за высоту 242.7, после выбытия командира взвода взял командование на себя и со своим взводом отразил 2 контратаки противника и сам уничтожил 13 фашистов, а взвод убил 25 фашистов. В боях за высоту у деревни Никольская руководил бойцами своего взвода и увлекал своим примером вперед. Взвод его первый ворвался на высоту и на этой высоте прочно укрепился. Отражал контратаки пр-ка умело и мужественно. Тов. Луцкий действовал смело, решительно, его взвод убил до 15 немцев, а сам тов. Луцкий убил 3 фашистов.
С занятием этой высоты тов. Луцкий со своим взводом дал возможность продвижения другим подразделениям, как 244.С.П. и 13 гвардейской части. За эту операцию личный состав роты получил благодарность от командира дивизии. Затем тов. Луцкий руководил своими бойцами по захвату жел/дороги, а также деревни Хотетово, где его бойцы и сам лично Луцкий первый достиг ж/дороги и деревни Хотетово.
В этих боях взвод уничтожил до 18 немцев, тов. Луцкий лично уничтожил 4 фашиста, участвовал в отражении контратак пр-ка вдоль ж/дороги, Луцкий действовал смело, решительно, бесстрашно. Тов. Луцкий достоин правительственной награды – ордена «Красного Знамени»
Ком-ир (начальник) 9 о.а.ш.р., ст. л-т (подпись неразборчива)
«3» августа 1943 года"
Это был первый орден отца, но не первая его награда. Еще раньше его наградили медалью «За боевые заслуги». Она считалась одной из самых почетных среди красноармейцев. К сожалению, мне не удалось найти в Центральном архиве Московской области представления отца на эту награду. И я не знаю ни боевого эпизода (или эпизодов), за которые отец был награжден, ни его воинского звания, в котором он в ту пору находился. И как тут в очередной раз не укорить себя за невнимание к боевому прошлому отца!.. Но не вернуть времени, когда он был рядом, когда мог рассказать обо всем сам.
Могу лишь догадываться, что на второй год войны, когда появились первые успехи на фронтах, награждать стали щедрее. Отец, думаю, был рядовым красноармейцем. За плечами – боевое крещение, скорее всего, в пехоте, где он сумел проявить и мужество, и смелость, и инициативу, о которых говорится в представлении на орден «Красного Знамени».
Командиры отметили эти качества отца и направили на краткосрочные курсы, по окончании которых ему было присвоено звание младшего лейтенанта. Сыграло, видимо, свою роль и то, что у отца было среднее образование, а это в ту пору среди сельской молодежи встречалось не так уж часто. Понятно также, почему он стал политруком. Как уже говорилось, должность заведующего сельским клубом научила работе с людьми, расширила кругозор. К тому же отец был комсомольцем.
Думаю, не случайно и то, что его направили служить в штрафную роту. Личный состав таких подразделений был непрост, многие, как говорится, искупали свою вину перед Родиной кровью. К таким людям нужен был особый подход, умение убеждать, увлекать своим примером, не кичиться тем, что ты офицер. А в итоге выполнять поставленные перед взводом боевые задачи.
Задачи же ставились самые серьезные. Не секрет, что штрафные роты и штрафные батальоны, как правило, бросались командованием на самые тяжелые участки фронта.
ОСВОБОЖДЕНИЕ, 1943 – 1945 ГОДЫ
После разгрома фашистов под Сталинградом, а затем и на Орлово-Курской дуге, стало ясно, что сорок третий – год коренного перелома в войне. Немцы, их союзники - румыны, венгры, итальянцы, словаки и другие оккупанты продолжали путь на восток СССР, но уже в многотысячных колоннах пленных.
Красная Армия освобождала оставленные в сорок первом и сорок втором территории России, Украины, Белоруссии, Прибалтики. Свой вклад в святое дело освобождения советской земли вносил и 2-й Прибалтийский фронт, созданный в октябре 43-го года. В его состав вошла 41-я стрелковая дивизия 63-й армии, в которой продолжал службу политработника мой отец.
Командование в эти годы отметило его орденом Отечественной войны 2-й степени, повысило в звании до старшего лейтенанта. «Отметил» и враг – отец был ранен и контужен.
После освобождения в 44-м году Белоруссии дивизия, в которой воевал старший лейтенант Луцкий, вступила на территорию Польши. По свидетельствам фронтовиков, Польша тоже пострадала от войны. Но все же не в такой степени, как Белоруссия и российские области, по которым с тяжелыми боями проходил путь наших войск. Пострадали в основном польские города - в первую очередь, восставшая против немцев Варшава.
Но сельская местность осталась сравнительно не затронутой войной. Правда, поляки жаловались, что, отступая, немцы забирали с собой все, что можно было забрать. В первую очередь, это касалось продуктов, результатов труда крестьян. «Вшиско немец взяв», – говорили поляки. Не уверен, что точно передаю польскую речь, но так мне запомнились слова отца, когда он вспоминал Польшу военного времени.
С марта 45-го дивизия воевала в Венгрии, а с апреля и до конца войны - на территории Германии. Однако отец в этих операциях участия не принимал. Как один из лучших замполитов, он был откомандирован в армейский госпиталь. Свою роль в этом сыграло и его недавнее ранение, долго дававшее о себе знать. В госпитале старший лейтенант Луцкий вел обычную для замполитов работу: проводил беседы, рассказывал раненым о положении на фронтах, читал газеты, организовывал выступления художественной самодеятельности.
В госпитале отец познакомился с моей будущей мамой, лейтенантом медицинской службы Куклиновой Екатериной Ивановной. Они полюбили друг друга. Я часто задумываюсь над тем, довелось ли бы мне прийти в этот мир, не будь войны и не встреться на ней два родных мне человека. Скорее всего, нет. Уж слишком далеко жили они один от другого. Отец в украинском селе, а мама за тысячи километров от него в уральском поселке Михайловске. Война перемешала в своих кровавых котлах миллионы людей, навеки развела одних и свела других.
Случилось то, что и должно было случиться. Мама забеременела, и отец отправил ее к своей матери в Дзыговку, где я и родился. В этом не так давно освобожденном от румын селе прошли первые месяцы моей жизни. Горячая волна обдает сердце, когда читаю переписку родителей, смотрю на листок из тетради с обведенной карандашом моей ладошкой, держу в руках фотографию счастливо улыбающейся мамы со мной на руках.
А вот я, закутанный в белоснежное одеяло и оттого напоминающий кокон, чем-то недоволен. Возможно, тем, что, туго спеленатый, впервые из уютного мирка бабушкиной хаты попал в чужой дом. А может потому, что первый раз увидел мужчину, нас фотографировавшего. Все предыдущие месяцы мое окружение было исключительно женским.
Сохранилась и редкая по тем временам цветная фотография отца из Германии. Папа сидит в плетеном кресле: нога на ногу, он в офицерской форме, непривычно худ. На обороте фотографии трогательные слова для нас с мамой…
"Милые мои, родные!.."
ПОСЕЛОК АЗИ АСЛАНОВА
Жизнь офицерской семьи – сплошные переезды. В Германии отец прослужил недолго. Вскоре после возвращения мамы со мной, отца перевели во Львов. Но и там нашей семье жить долго не пришлось. Военный городок в Азербайджане, носящий непривычное название Станция Насосная, стал следующим местом службы отца и, соответственно, жизни нашей семьи. Там родился мой брат Лёня.
Затем наша пополнившаяся семья переехала в Баку, точнее, в поселок Ази Асланова, расположенный на окраине столицы Азербайджана. Но в этом поселке отец, как и остальные офицеры его воинской части, бывал наездами: не чаще раза-двух в неделю. Дело в том, что его артиллерийский полк стоял на одном из островов, прикрывающих подходы с моря к Баку. Так что отца мы видели нечасто.
Зато каждый его приезд был для нас праздником. Праздник пахнул кожей портупеи и одеколоном «шипр», которым папа освежался утром после бритья. Взрослея, я начинал воспринимать отца объемней, личностней, что ли. Он переставал быть для меня просто папой. Его индивидуальность, человеческие качества запечатлевались в моем сознании всё определенней, все явственней. Отец был весел и остроумен, любил читать, собрал хорошую библиотеку русской классики, перевозить которую было непросто при нашей кочевой жизни.
Навыки культработника, приобретенные в молодости, выражались в его страсти устраивать между мной и Леней конкурсы. Например, на лучшее исполнение песни или стихотворения. Победителю причитался приз - три рубля. Неплохие в те годы деньги, особенно для детей. Но и побежденного папа награждал тремя рублями, чтобы тот не расстраивался и не завидовал.
– Ну что, хлопцы, пойдем за самым большим арбузом? – мог предложить он в один из своих приездов с острова.
Мы с Леней восторженно поддерживали идею, и все вместе ехали на базар у фабрики имени Ленина. Выбирая арбуз, папа немного актерствовал:
– Э, дорогой, зачем так делаешь? Я тебя просил арбуз самый большой и самый сладкий, а ты что мне даешь? Разве это арбуз? Это огурец какой-то!..
Продавец азербайджанец выкатывал глаза:
– Клянусь, самый хороший арбуз! Ходи весь базар, лучший нет! Слушай, – и продавец щелкал по арбузу, затем прикладывал к уху и сжимал ладонями. – Трещит! Я тебя не обманываю, хочешь, разрежу, э?
– Не надо, – папа всё еще изображал сомнение на лице, – сок вытечет. – И после паузы: – Ладно, верю. Сколько хочешь?
– Совсем копейки, дарагой! Только для тебя, – суетился продавец и называл сумму.
Папа смотрел на нас с Леней:
– Как, хлопцы, берем? Человек говорит, арбуз самый тот, который нам надо. – И говорил продавцу: – Если обманешь, жена из дома выгонит, к тебе придем жить.
Азербайджанец улыбался, понимал, что покупатель шутит. Папа отсчитывал деньги, торговаться он не любил. Я подставлял авоську и сгибался под тяжестью восьмикилограммового арбуза. Папа перехватывал у меня авоську, и мы, довольные и веселые, ехали домой.
Случались дни, когда всей семьей уходили гулять в парк имени Низами. Это был один из немногих зеленых оазисов Баку той поры. Качели, колесо обозрения, тир, выступления артистов в открытом театре, кафе-мороженое, в котором мороженое было вкусным как нигде… Мы с братом были счастливы.
Крестьянская закваска в отце давала о себе знать. Он и мама разбили огород вокруг нашего типового щитового дома, удобрили песчаную землю черноземом. Я и Леня в меру своих сил помогали. Папа посадил деревца тутовника, граната, инжира. Через год-другой на красную черепицу дома уже взбирался вьющийся виноград. На огород был выведен водопровод, все посаженное обильно поливалось и под щедрым южным солнцем, как говорится, так и перло…
Мы еще не знали, что плодами наших трудов будут пользоваться другие.
56-Й И ДРУГИЕ ГОДЫ
В середине 50-х начались так называемые хрущевские сокращения армии. Даже мы, дети, чувствовали беспокойство взрослых. Многие офицеры были фронтовиками, не успевшими до призыва в армию получить какую-либо гражданскую профессию. И теперь, уволенным в запас, им предстояло найти свое место в гражданской жизни, кормить семьи.
Первая волна сокращений не затронула отца. Он был на хорошем счету, прекрасно справлялся с обязанностями замполита части. Отличные аттестации позволили ему остаться в армии и во время второй волны сокращений. Но очередная, в 56-м году, не минула его. Поводом для увольнения в запас послужило то, что у отца не было ни высшего военного образования, ни даже среднего. Только краткосрочные курсы политработников, оконченные в начале войны.
Уже в мирное время отец неоднократно обращался к командиру части с просьбой направить на учебу. Но какому командиру захочется остаться без толкового офицера? Отцу отказывали под предлогом, что он вполне справляется со своими обязанностями, учиться нет необходимости. Эгоизм комполка обернулся тем, что летом 56-го отец в звании майора был уволен в запас. Обращаться к высокому начальству, просить оставить его в армии отец не стал. Унижаться было не в его характере.
– Запоминайте, ребята, – сказал он, когда мы в кузове армейского грузовика отъезжали на вокзал. И кивнул на уже бывший наш дом с подросшими деревьями тутовника, инжира и граната, с зеленой волной винограда, нахлынувшей на черепичную крышу. – Вряд ли когда мы это еще увидим.
И я, одиннадцатилетний пацан, на всю жизнь запомнил и дом, и деревья, и красную черепичную крышу с забравшимися на нее виноградными плетями. Наше жилье и деревья становились все меньше и меньше, пока не исчезли совсем за другими домами военного городка. Но до сих пор они стоят у меня перед глазами.
Работа на гражданке бывшему политработнику нашлась. Отца приняли инструктором в Ямпольский райком партии. В его обязанность входило ездить по многочисленным селам района, разъясняя политику партии в деле освоения целины, в необходимости увеличения поголовья крупного рогатого скота и площадей под кукурузу. Перед страной ставилась задача догнать и перегнать Америку по производству мяса, молока и шерсти. Вспоминается самый популярный, как сказали бы сейчас, слоган той поры: «Партия торжественно провозглашает: нынешнее поколение советских людей будет жить при коммунизме!»
Верил ли во все это отец? Трудно сказать. Но поколение фронтовиков, выросшее при советской власти, по собственному опыту знало, что задачи, которые ставились перед ними и казавшиеся невыполнимыми, все-таки выполнялись. Ценой невероятных усилий и потерь, но выполнялись. Сейчас модно поносить все советское. Когда я слышу обличительные монологи, мне вспоминается восточная пословица: мертвого льва лягает даже ишак.
После нескольких лет работы в райкоме отец возглавил отдел культуры Ямпольского района. Круг замкнулся, но на более высоком уровне. Теперь под началом отца находился не только дзыговский клуб, как это было до войны, но и остальные, как принято говорить, очаги культуры.
Шло время. Мы с братом окончили по восемь классов и поступили в индустриальный техникум в городе Черновцы. Сначала я, потом Леня, который младше меня на два года. За нами переехали в этот западно-украинский город и родители.
Всё складывалось, вроде бы, хорошо. Отец и мама работали, мы с братом окончили техникум и были призваны в армию. После армии я поступил в Литературный институт имени Горького, брат – в Львовский университет…
Выражение расхожее, но мне не обойтись без него. Беда пришла неожиданно. Весь леденящий смысл избитого выражения осознаешь тогда, когда оно коснется твоих родных. Тяжело заболел отец - всё еще полный сил пятидесятилетний, любящий жизнь мужчина. Судьба, щадившая его на фронте, отыгралась в благополучное, мирное время. Закончилась отсрочка, которую она дала отцу, одному из немногих поколения родившихся в 20-х.
Тяжело и горько вспоминать, как он умирал. Отец перенес четыре сложнейшие операции: сначала в Черновцах, потом в Москве. Жизнь семьи в те годы была подчинена одному - спасти родного человека. Основная тяжесть легла на плечи мамы, помогали и мы с братом. Дежурили по ночам в больнице, всеми правдами и неправдами доставали дефицитные лекарства, делали множество других необходимых дел. Я взял в Литинституте академический отпуск, чтобы быть рядом с отцом, поддерживать маму. До самого последнего не верилось, что отец умрет.
Это случилось 30 июля 1977 года.
Теперь я намного старше отца, но мне до сих пор его не хватает. Я прихожу на его могилу, разговариваю с ним. Пока жива была мама, читал ее письма. До сих пор я мысленно советуюсь с отцом, прикидываю, как поступил бы он в той или иной ситуации, чтобы самому поступить так же.
Порой я жалею, что воспитан атеистом, и у меня нет надежды встретиться с отцом в астральном пространстве. Утешает одно: говорят, человек жив, пока о нем помнят.
Мы с братом помним. И не только мы.
Сергей Артемович родился в 1945 году. Его отец был офицером. Тяга к возвышенному у него выражалась в пробах пера - он писал прозу. Склонность к литературе не могла не сказаться на сыне. В возрасте десяти-одиннадцати лет Сергей пробовал сочинять. Уже во втором классе он твердо знал, что будет писателем. Первые публикации появились в юном возрасте. В школе сочинял стихи, рассказы, писал заметки в газеты. Несмотря на литературные успехи, молодой человек получил среднее техническое образование. Однако вскоре вернулся к любимому делу, поступив в Литературный институт им. М.Горького. Там он познакомился с писателем Еремеем Айпиным. Работал в Государственном комитете по делам издательств, полиграфии и книжной торговли РСФСР, в Литературной консультации Союза писателей СССР, в Министерстве печати Российской Федерации, корреспондентом в газете «Новости Приобья».
За годы творческой деятельности создал ряд повестей, рассказов, романов, цикл лирико-философских миниатюр, стал автором литературно-критических статей,сборников. Произведения Сергея Луцкого изучают в школах округа: они вошли в двухтомную антологию «Литература Югры» и в хрестоматию для старшеклассников.
Лауреат Всероссийской премии им. Мамина-Сибиряка, Литературной премии Уральского федерального округа, трехкратный обладатель Премии губернатора Югры в области литературы. Отмечен медалью «За служение литературе». В 2013 году получил звание Заслуженного деятеля культуры ХМАО - Югры.